Свет погасших отражений

Пролог. Чужеземец

— В укрытие! Надвигается буря!

В этой части Черного Континента песчаные бури были невероятно опасны. За то время, что Вотан жил в племени, он успел запомнить, что местная природа не терпит пренебрежительного к себе отношения. Смахивала она местами на нестабильный изотоп природы более гостеприимных краев.

Поселение ансарров, где он жил в последнее время, было выстроено вокруг небольшого оазиса в северной пустыне. Большую часть времени они проживали в шатрах из выкрашенной в черный цвет козьей шерсти — память о кочевом прошлом. Но в преддверие песчаной бури все племя стремилось спрятаться в небольшой землянке в центре поселения. Там было тесновато, зато безопасно.

Именно туда направился Вотан, ведя за собой Нагму, чью ногу как раз лечил, когда объявили о буре. Сам он никогда не считал себя хорошим врачом; тем не менее, по меркам ансарров его знания были совсем неплохи, и старый знахарь Яруб охотно взял его в ученики. Восторгов по этому поводу Вотан не испытывал, но и против ничего не имел. Хотя сам куда больше гордился спроектированной для местных системой орошения, позволяющей им в дальней перспективе наладить полноценное сельское хозяйство.

Это было меньшее, что он мог сделать в благодарность людям, приютившим его, когда он потерял все.

— Скорее, скорее!

Джамиль подгонял жителей, но по большому счету, этого не требовалось. Ансарры уходили в укрытие спокойно и организовано, без каких-либо следов бессмысленной паники. Несмотря на всю опасность песчаной бури, для них это было привычно.

Они привыкли, что кто-то из них может погибнуть.

— Хватит копаться, Чужеземец!

Джамиль никогда не называл его Вотаном. Да и сам он уже жалел, что когда-то назвался этим именем. Просто при взгляде после лечения на свое отражение в местной воде это было первое, что пришло ему в голову. Наверное, потратив немного времени на раздумья, чужеземец мог придумать что-нибудь… поскромнее. А теперь поздно. Большинство ансарров привыкли звать его Вотаном. Незнакомые с преданиями мифического Севера, они понятия не имели, что значит это имя.

И почему каждый раз, слыша это, одноглазый ученик знахаря горько посмеивался над самим собой.

Тем временем тяжелая кожаная занавесь надежно отгородила укрытие от внешнего мира. По ту сторону буря уже начинала яриться. Изнутри не было видно, что там происходит, но Вотан обладал достаточно богатым воображением, чтобы не захотеть это проверять.

— Перекличка! — крикнул Джамиль, — Абу!

— Здесь!

— Нагма!

— Здесь!

— Ясмир…

Всего он выкрикивал сорок шесть имен — именно столько человек жило в поселении. И лишь на последнее отклика не последовало.

— Тураб!

Молчание.

— Тураб!

Нет ответа.

— Он не успел, — констатировал мудрый Яруб, — Да пребудет душа его в вечном блаженстве.

Буря продолжалась еще несколько часов. И большую часть этого времени в укрытии царило мрачное молчание. Ансарры привыкли, что кто-то из них может погибнуть. Но Вотан так и не мог принять этого. Ему казалось, что допустив это, он подвел доверие людей, которым был обязан всем.

— Не кори себя, — обратился к нему знахарь, — У тебя свой путь, у Тураба свой. Его путь закончился сегодня.

Вотан помотал головой:

— Я мог спасти его, Яруб. Я — мог.

Чуть помолчав, он неохотно добавил:

— По крайней мере, до тех пор, пока не лишился дара к чародейству.

— Только боги могут решать, кому жить, а кому умирать, — мягко ответил старик.

И вздрогнул, уловив огонек безумия во взгляде единственного глаза.

— Значит, я должен был быть богом.

Глава 1. Стрела на тетиве

Отряд, сидевший в засаде, не издавал ни звука — до поры. Нельзя было выдать себя. Нельзя было лишиться тех преимуществ, что давали им ночной мрак и горная высота: стоило охране обнаружить их, и численное и техническое превосходство сделали бы свое дело. Поэтому Тэрл отсчитывал время до атаки, всего лишь демонстрируя Лане и Элиасу руку с выставленными пальцами.

Пять.

Лана все еще не видела конвой. Но отблеск света от факелов сопровождавших экипаж солдат уже попадал в ее поле зрения.

Добыча приближалась.

Четыре.

Карете пришлось сбросить скорость на серпантине: даже легионеры, способные идти сутками напролет, не уставая, не смогли бы провести ее ночью по горной тропе на полной скорости и при этом не рисковать, что драгоценный груз обрушится в пропасть.

Что именно это был за груз, повстанцы не знали. Разведке так и не удалось раздобыть сколько-нибудь надежные сведения. Но совершенно точно это было что-то, ради чего Ильмадика отправила в Пиерию одного из своих адептов, а также аж десять бойцов Железного Легиона.

Три.

Сперва Лейла предполагала перехватить конвой на территории Иллирии. Но после общего обсуждения было решено, что для этого еще рано. Несомненно, Ильмадика ожидает, что Иллирия скоро восстанет. Но к тому времени, как это случится, им нужно перевести на свою сторону как можно больше иллирийских феодалов. Сейчас большинство из них сомневались. До них доходили сведения о том, что Амброус сотворил с их любимой маркизой (Лейла до сих пор звалась именно так, тем самым отрицая ту коронацию, что прошла за период промывания мозгов). Но пока они не видели ее воочию, все, что у них было — это слово эжени против слова короля.

Два.

Шелохнулись кусты слева, — это Элиас отправился готовить свою ловушку. Почти… Почти рядом…

Прикрыв глаза, чародейка приказала себе успокоиться, но руки все равно тряслись. Адепты Ильмадики не вселяли в нее такого ужаса, как покойный Мустафа; в какой-то степени Лана даже испытывала к ним жалость. Но крайне глупа была бы она, если бы считала, что это делает их менее опасными. Что уж говорить о легионерах — натуральных машинах смерти, сделанных Амброусом из людей с помощью самого чудовищного колдовства, что Лана когда-либо видела в своей жизни?

Один.

Вот теперь она увидела экипаж — скорее даже карету. Длинную, крытую, лишь чуть-чуть не дотягивавшую размером до звания дилижанса. При таком освещении сложно было разобрать конкретный цвет; кажется, это было что-то темное, но не черное, — возможно, серое, синее или фиолетовое.

Запряжена карета была четверкой белых лошадей. Адепта видно не было, лишь четверо легионеров в белых мундирах и золотистой броне — двое на козлах, двое на задней ступеньке. Еще шестеро сопровождали карету верхом; при этом двое ехали спереди, освещая дорогу факелами, остальные же глотали пыль позади.

Тэрл подал условный знак. Пора.

Сосредоточившись на внутреннем свете своей души, на своем желании развеять тот удушливый мрак обмана, в который Владычица погрузила Идаволл, Лана выпустила энергию заклинания в виде яркой, ослепляющей вспышки. Даже сквозь плотно зажмуренные веки глаза отозвались болью, — что уж говорить о реакции не ожидавших того легионеров?

В полном соответствии с планом Тэрл и четверо его солдат вступили в игру сразу после нее. Загрохотали винтовки Дозакатных, скашивая всадников арьергарда. К чести легионеров (или скорее Амброуса, гонявшего их в хвост и в гриву, пользуясь их безмолвной покорностью), они сориентировались быстро: потеряв всего трех человек, идаволльцы открыли ответный огонь.

Повстанцам пришлось залечь за камнями, — благо, участок дороги намеренно выбирали так, чтобы мест для укрытия хватало. Легионеры разделились: спешившись, арьергард полез вверх, в гору, тогда как те, что сидели на козлах, погнали коней вперед. Что бы ни вез этот конвой, это было достаточно важно, чтобы бросить охрану ради минимизации риска.

Вот только повстанцы были к этому готовы, и тут в игру вступал Элиас. Ученый заранее облил дорогу впереди каким-то легковоспламеняющимся составом. Все, что оставалось — это поджечь его в тщательно рассчитанный момент: не слишком поздно, чтобы пламя успело разгореться, и не слишком рано, чтобы не выдать засаду раньше времени.